Полгода «спецоперации»: итоги сражений

 
На этой неделе с момента работы российских войск на Украине исполнилось полгода

За это время жертвами конфликта стали, по данным ООН, как минимум 5 877 мирных жителей Украины (в том числе 324 ребенка) и, вероятно, десятки тысяч военнослужащих с обеих сторон. Целые города оказались разрушены. России не удалось добиться решительного военного успеха, но и странам Запада, несмотря на беспрецедентные санкции, не удалось обрушить российскую экономику. И военное, и экономическое противостояние затягивается на неопределённый срок.
Итак, наибольших успехов российские военные смогли добиться на юге — в первую неделю войны была захвачена большая часть Запорожской (без областного центра) и Херсонской областей. С начала апреля все основные боевые действия происходили в Донбассе, где ВС РФ, сменив тактику, начали медленно вскрывать украинские оборонительные позиции с помощью артиллерии. За это время им удалось преодолеть только первый рубеж, взяв Северодонецк и Лисичанск и объявив об «освобождении» 100% территории ЛНР. Но после полугода боевых действий силы обеих сторон истощены, а на переговоры ни одна из них не готова — и эксперты сходятся в том, что предпосылок для окончания «спецоперации» до конца 2022 года нет.
В России «спецоперация» привела к ужесточению политических репрессий. По последним данным «ОВД-Инфо», за полгода за протесты против «спецоперации» было задержано 16 437 россиян (подавляющее большинство — в первые недели войны), а 224 стали фигурантами уголовных дел, связанных с их антивоенной позицией. В Уголовном кодексе появились статьи за распространение фейков (90 уголовных дел, срок до 15 лет) и дискредитацию российской армии (11 дел, срок до 5 лет).
Только за первый месяц «спецоперации» Роскомнадзор заблокировал более 1 500 сайтов. Западные страны ответили на вторжение в Украину беспрецедентными санкциями — помимо прочего, была заморожена почти половина международных резервов ЦБ на $300 млрд, Европа и США отказались от импорта российской нефти и угля, западные страны запретили экспорт в Россию высокотехнологичной продукции.

Но пока российская экономика переносит санкции не так плохо: спад ВВП по итогам года вряд ли значительно превысит 5%, инфляция в годовом выражении уже ниже 15%, а доходы населения за первое полугодие упали всего на 0,8%. Российский бюджет по итогам года окажется в дефиците, но пока страны Запада бесконечно далеки от главной цели санкций — лишения Кремля средств на продолжение боевых действий.
Что с экономикой?
Новые «девяностые», которыми пугали россиян вскоре после начала войны, не наступили: российская экономика пусть и пострадала, но не обрушилась под напором беспрецедентных западных санкций. «В начале войны экономисты опасались банковского кризиса по модели 2008 года, ждали, что банки потеряют доверие друг к другу, а за ними и предприятия, — объясняет экономист «Bloomberg Economics» по России и Центральной и Восточной Европе Александр Исаков. — В этом сценарии всё могло рухнуть как домино: остановка платежной системы могла бы дать потерю в 10-15% ВВП. Этого не произошло главным образом благодаря расчистке банковского сектора от слабых банков, которую Банк России проводил с 2013 года».
На деле в этом году ВВП упадёт на 3,5-4%, в следующем - на 2%, прогнозирует Исаков. Размер экономики по итогам 2023 года составит около 88 трлн рублей в ценах 2016 года — это будет откат на уровень 2013-14 годов. Чтобы вернуться к домартовским уровням, России при всех действующих санкциях, скорее всего, понадобится 6-7 лет.
Что с рынком труда?
Массовый исход иностранных компаний из России, казалось бы, не мог не сказаться на рынке труда. Но в июне Росстат сообщил о рекордно низких показателях безработицы — 3,9%. Поддержание низкой безработицы в условиях нынешнего кризиса кажется удивительным. Компании закрываются и уходят, производство сокращается, а безработица не растёт. Возможно ли такое? «Краткий ответ — да, возможно», — констатирует директор Центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимир Гимпельсон, один из лучших специалистов в России в этой сфере. У этого есть несколько объяснений: во-первых, российский рынок труда всегда реагировал на кризисы снижением трудовых доходов, а не занятости. Такая реакция связана со сложностью массовых увольнений и низкими значениями МРОТа и пособия по безработице; во-вторых, уход компаний и остановка производства — это постепенный процесс, во многом пока не реализовавшийся в массовых увольнениях. Работники получают компенсационные выплаты, многие производства (типа «АвтоВАЗа») субсидируются государством, где-то работники отправлены в отпуска, где-то сокращен рабочий день; в-третьих, теряющие работу могут искать альтернативу в сером или неформальном секторе. Этот сегмент всегда работал как «абсорбирующая губка». Низкое пособие по безработице не позволяет сидеть без работы, неявным образом направляя сюда ищущих работу; в-четвёртых, летом всегда безработица ниже — даже потерявшие работу часто хотят передохнуть, их поиск активизируется к осени.
Значительного роста безработицы экономисты всё равно не ждут. «Когда у вас смехотворное пособие, которое трудно получить, как это, например, в России, вы не можете долго искать работу, вам приходится браться за первую попавшуюся», — объясняет Гимпельсон. Но видимая стабильность, скорее, маскирует неприятные перспективы. «Рынок труда всё в большей степени будет становиться рынком работодателя, и возможности прилично оплачиваемой работы будут сжиматься, — прогнозирует экономист. — Зарплаты расти не будут, а в реальном выражении снизятся. В среднесрочной перспективе проявится структурная перестройка занятости — в сторону упрощения, примитивизации, увеличения спроса на «мозолистые руки» вместо «сложноустроенных мозгов».
Что с обществом?
С самого начала «спецоперации» социологи «Левада-Центра» (признан в России иноагентом) фиксируют 70%-ную поддержку обществом действий российской армии. Затягивание конфликта не вызвало большого раздражения — через полгода после его начала социологам стало очевидно, что люди просто стараются дистанцироваться от этой темы, отодвигая её на второй план. Как так вышло? «С одной стороны, россияне предпочитают считать специальную операцию ограниченным событием. Настоящая война — в популярном её понимании — это когда сыплются бомбы на нашей территории, — объясняет руководитель отдела социально-культурных исследований «Левада-Центра» Алексей Левинсон. — С другой стороны, это же трактуется как противостояние с Западом, Америкой, НАТО». Получается, с одной стороны, ничего страшного не произошло, а с другой стороны, то, что происходит, имеет историческое, геополитическое значение.
«Это удобная для сознания конструкция, которая, в общем, позволяет чувствовать самоуважение, что россиянам очень важно: «Мы воюем не со страной, которая заведомо слабее, а с мировым злом».

Что с санкциями?
До 24 февраля полное эмбарго на импорт российской нефти в Европу трудно было даже представить, но после событий в Буче оно стало реальностью. До войны на Европу приходилось 50% российского экспорта нефти. Но пока эффект санкций остаётся скромным: России за счёт 30-процентных скидок удалось перенаправить все выпавшие европейские объёмы в Азию и продолжить зарабатывать рекордные нефтегазовые доходы (рост на 69% за первое полугодие 2022 года).
Вступление эмбарго в полную силу в конце 2022 — начале 2023 года изменит ситуацию, но не драматически, говорит директор экономического направления Института энергетики и финансов НИУ ВШЭ Марсель Салихов: скидки позволят перенаправлять потоки и дальше, и по итогам 2023 года добыча нефти в России упадёт не больше чем на 5–7%.
Куда более рискованную игру Кремль ведёт с газовым экспортом в Европу, который уже сокращён до минимума под предлогом невозможности ремонта турбин «Северного потока» и в любой момент может быть совсем остановлен. Если газовый шантаж не заставит Европу пойти на уступки Кремлю (а на это пока не похоже), то перенаправлять поставки будет некуда: пустить предназначенный для ЕС газ в Китай невозможно технологически, а Турция и Центральная Азия смогут принять не больше 10 млрд кубометров из выпадающих 135 млрд, и вовсе не по такой цене, по которой газ продавался на сверхприбыльном европейском рынке. Что будет в таком случае делать «Газпром»?
«Заниматься газификацией, проводить газ бабушкам в Тверскую область — это хорошо, но понятно, по какой цене», — говорит Салихов. Как долго все это продлится? В военном отношении к концу лета обе стороны оказались близки к позиционному тупику: и российским, и украинским вооруженным силам не хватает сил для решительных наступательных операций на ключевых участках фронта, у обеих армий серьёзные кадровые проблемы из-за значительных потерь в самых опытных и боеспособных соединениях. Сегодня эксперты приходят к неутешительному выводу: «спецоперация» может продолжаться годы. Желания и возможностей для переговоров нет у обеих сторон, а решающего преимущества нет ни у одной из них. Украина постепенно будет приобретать технологическое превосходство за счёт западной военной техники, но необходимых для наступательных операций танков, БМП и бронетехники в целом ей будет взять просто негде.
Россия всё ещё обладает огромным перевесом в вооружении и огневой мощи артиллерии, но изменить ход войны ей не позволяет нехватка в живой силе, которую может изменить только частичная или всеобщая мобилизация — но на неё Кремль пока не готов.