13 июля 2022 года - 325 лет присоединения Камчатки к России

В союзе с верхнекамчатскими камчадалами и их вождем Начикой Машуриным, а затем и с нижнекамчатским вождем Камаком и его воинами камчатские казаки покорили южную Камчатку, а затем – Курильские острова и, несколькими десятилетиями позже, -- те земли, которые вошли в историю нашей планеты под именем Русской Америки.

За 325-летний период истории в составе Российского государства Камчатка прошла большой путь. Отсюда уходили в море многочисленные экспедиции, прославившие на весь мир имена Беринга, Чирикова, Шпанберга, Креницыны, Левашева, Биллинга, Сарычева… Именно здесь, на Камчатке, встречали наших моряков, совершавших кругосветные экспедиции, навечно прославившие имена многих наших мореплавателей – Крузенштерна, Лисянского, Коцебу, Литке, Головнина, Лазарева... 

Именно здесь, при обороне Петропавловского порта в 1854 году, была вписана главная героическая страница Крымской военной компании – разгром англо-французского десанта.

А в ХХ столетии Камчатка с ее рыбными богатствами стала главным рыбным цехом страны, осуществляя добычу и переработку более миллиона тонн рыбы.

И сегодня Камчатка с гордостью отмечает свой 325-летний юбилей. И готовы принять поздравления…

Статью Сергея Вахрина "ОТ УРАЛА ДО КАМЧАТКИ И РУССКОЙ АМЕРИКИ", посвященную  325-летию вхождения Камчатки в состав России можно прочитать тут.

Сегодня трудно (да и просто невозможно!) представить себе все тяготы того пути, который преодолели наши предки – русские люди, литвины (белорусы), черкасы (черкашенины или паны – запорожские казаки), поляки (ляхи), немчины (многонациональная смесь военнопленных), греки (греченины) и местные народы, впряженные в служилое сословное ярмо, - пермяки (и коми, и зыряне), келтяки (тунгусы), браты (буряты), мугалы (монголы), юкагиры и другие, которые шли вместе с сибирскими казаками, присоединяя к России громадные территории, которые сегодня для миллионов россиян стали их Малой Родиной.

Конечно, кипят еще теоретические страсти, о том мирной или военной была эта колонизация.

А она была и военной – за каждого убитого в бою «инородца» и его боевого коня выплачивались «боевые», как и на любой другой войне.

Она была и мирной – русские сибиряки не только обживали здешние края, но и врастали в местный коренной народ.

Она была и союзной – можно привести множество примеров, начиная с Ермака Тимофеевича и продолжая Ермаком камчатским, когда в своих боевых действиях сибирские казаки опирались на союзнические отряды воинов коренной Сибири.

Сегодня это подзабыто, но факты от этого не утрачивают своего исторического значения и смысла.

В последние годы историки явно перегибают палку в погоне за модным (с либеральных позиций) переосмыслением этого периода российской истории, определяемого на западный манер, как «фронтир» (по аналогии с освоением англо-французами Дикого Запада Америки, где уничтожалось коренное население), выделяя в нем, как основную и главную – военную или военно-казачью колонизацию.

Забывая при этом, что «передним фронтом» в процессе освоения русскими сибирских (а потом и американских, на Аляске) просторов были вовсе даже не казаки, а промышленники, охотники-зверобои, добывающие «мягкую рухлядь» - пушнину, которые шли первыми, и задолго-задолго до Ермаки Тимофеевича, а тем более Ермака камчатского. И огромное количество промышленного люда версталось (подчас и против воли) в служивое сословие Сибири. В сибирских казаках служили и сами «инородцы»

А «тыловое» обеспечение процесса русской колонизации Сибири осуществляли земледельцы -- хлеборобы, кормильцы, без которых ни промышленникам, ни казакам никогда бы не достигнуть берегов Тихого океана. И их тоже верстали в казаки – на убылые места тех, кто замерз в долине холодной смерти – на Оймяконе; кто пропал в бурю – не важно в Северном Ледовитом или в Тихом уже океанах; кто умер от голода во время дальнего зимнего похода по безлюдным просторам Севера или погиб от стрелы воинственного «инородца» во время многочисленных боевых стычек.

И, безусловно, таких боевых стычек, столкновений, противостояний было великое-превеликое множество.

Но не нужно при этом забывать и еще об одной особенности того времени, о котором специалисты по фронтиру почему-то говорить не любят, – и сами коренные сибирские народы, которых русские в своих документах, называют инородцами, находились в состоянии вечной войны по отношению КО ВСЕМ чужим. Даже если эти чужие были из одной семьи народов, но претендовали на их территорию, на их женщин, на их ресурсы.

Великая столетняя война чукчей – это, если внимательно читать источники, -- исключая «конкистадора» (как любят его называть в исторической литературе) Дмитрия Павлуцкого (по мне – обычного польского шляхтича -- самоуверенного и вздорного) с его походами, которые его же подчиненные не одобряли, -- это защита ясачного населения (коряков и камчадалов) от грабительских набегов чукчей, разорявших поселения, убивающих людей, угоняющих стада оленей…

А если вспомнить Афанасия Шестакова , который вступил в бой с двухтысячным отрядом чукчей и погиб, то его собственный отряд состоял всего лишь из двадцати с небольшим казаков, остальные были юкагиры, тунгусы и коряки, обратившиеся к казачьему голове с просьбой защитить их территорию, скот и сами жизни от чукотских грабителей и насильников.

В своем двухтомнике «Дело об убийстве Володимера Атласова. Камчатская Сибириада» , с которым можно познакомиться на сайте www.kamchadaly.ru , я привожу множество примеров, которыми пестрят многие научные издания и статьи историков о проявленной со стороны сибирских казаков жестокости.

В постреволюционной России (в составе СССР) выходили многочисленные книги о жестокостях царской колонизации.

Но если проанализировать (объективно, спокойно, не с позиций модной толерантности, а исходя из духа той далекой эпохи), то мы сможем по-другому взглянуть на многое – и на то коррупционное ярмо, в которое впряжено было служилое сословие Сибири, получая в год жалованье в пять-десять рублей, когда одна шкурка соболя стоила в восемь-десять раз больше; и на выплату в обязательном порядке приказчикам и воеводам «откупных» или «окупных» за право сбора ясака, в сотни (в сотни!!!) раз превышающие годовое жалованье и простого казака, и атамана, и сына боярского. Казаки отправлялись на дальнюю государственную службу на окраины империи, где служили, когда десятилетиями, а когда и «вечно», оставаясь в той далекой окраинной земле. Походное снаряжение, включая продукты питания, приобреталось вовсе даже не за жалованье и тот хлебный, соляной оклад, который был «учинен» для каждого (все это или большая часть оставалось семье) – приобреталось по кабалам (кабальным записям), в которых фигурировали вовсе даже не деньги, а шкуры – лисиц, песцов, соболей, бобров…

Должников в Сибири не любили. Их не наказывали – их карали.

Но служилые люди (казаки и стрельцы) как-никак все же получали денежный, хлебный, соляной, пороховой оклады, будучи на службе у государства.

А крестьяне, переселенные в Сибирь из разных уголков России, питались с пашни и своего хозяйства. У них не было будущего – ибо в любой момент по царскому ли, по воеводскому, или по капитан-командорскому указу, наказу, распоряжению их могли либо заставить возить свой хлеб за тысячу верст от родной деревни, либо пойти в работные люди, либо вообще заставить переселяться черт знает куда.

Откройте книгу Вадима Шерстобоева «Илимская пашня» и вы узнаете страшную правду о произволе, которые творили в этом крае офицеры Камчатской экспедиции, якутский и илимский воеводы, приказчики всех мастей, продвигая на север и восток Великую Северную экспедицию… Основная часть всех работ и забот экспедиции возлагалась на самую беззащитную часть населения Сибири – крестьян.

Время было жестокое и можно только гордиться, что наши предки, преодолев все тяготы этого тяжелейшего пути, вышли к берегам Великого Тихого океана, а впоследствии покорили и его, оставив свой -- РУССКИЙ – след и в истории Северной Америки.

Но кто же они были, эти великие наши землепроходцы?

Первым в корякскую землю на поиски неведомой реки Пенжины отправился знаменитый устюжанин -- енисейский, а впоследствии якутский, казак Семен Иванович Дежнев «со товарищи», но эти его поиски не увенчались успехом.

Успех в 1650 году сопутствовал не менее (а может быть, и более) знаменитому пинежанину, сыну ссыльного запорожского казака -- енисейскому, впоследствии тоже якутскому, казаку, Михаилу Васильевичу Стадухину , но его сообщение о реке Пенжине обескураживает исследователей:

«А Пенжина река безлесная, а людей по ней живет много, род словут коряки».

На самом деле река Пенжина самая «лесная» из всех окрестных рек. Стадухин ошибся и принял за Пенжину реку Гижигу.

Более подробно исследовали этот район Корякии Федор Алексеевич Чукичев и Иван Иванович Камчатой .

Чукичев, первоначально, как и Дежнев со Стадухиным, енисейский казак, к этому времени был уже опытным и знаменитым землепроходцем:

«Фёдор Алексеевич Чукичёв, русский землепроходец, из коми-зырян, выходец из погоста Шежам, Вычегодской земли (по утверждению историка И.Л. Жеребцова). Знаменит тем, что в 1641 году первым из землепроходцев сообщил в своей докладной «скаске», хранящейся ныне в Якутском архиве, в администрацию Якутска о встрече с чукчами в районе реки Алазеи, таким образом, положив начало документальной истории этого северного народа».

С этим можно спорить – Чукичев гораздо более известен как землепроходец.

Его товарищ, Иван Камчатой, был из промышленных людей, верстанных в якутские казаки. Именно он и открыл реку Пенжину, которую первоначально и назвали (пока шла географическая путаница с названием рек Пенжина – Гижига – Чендон – Парень, принимая одну за другую) рекой Ивана Камчатого – Камчаткой. Она и появляется на первых картах Северо-Востока России первоначально в корякских землях

Произошло это в 1658-1660 годах. А в 1661 году отряд Чукичева – Камчатого был полностью уничтожен юкагирами-ходынцами на реке Блудной (притоке Омолона).

А в 1662 году на поиски реки Камчатого отправился на двух морских кочах анадырский приказчик тобольский казак Иван Меркурьевич Бакшеев Рубец .

Конечно, никто еще и предполагать не мог, что Камчатка – это огромный полуостров (или Нос, как говорили в старину). И поэтому он, естественно, принял реку, которую местные жители называли Уйкоаль – Большая река – за реку Камчатого, о чем впоследствии и доложил в Якутске.

Вот его сохранившаяся в архивных документах челобитная, написанная после возвращения:

"Царю государю великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу бьет челом холоп твой Якутцкого острогу казачей десятничишко Ивашко Меркурьев. Был я, холоп твой, на твоей, великого государя, службе за Носом, и вверх реки Камчатки на погроме взял я, холоп твой, коряцкого малого и привез с собою в Якутцкой. Милосердный государь царь великий князь и белыя Росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, того малого записать. Царь государь, смилуйся, пожалуй" (Б.П. Полевой «Новое об открытии Камчатки», часть 2, глава 6).

Обратим внимание на тот факт, что Рубец не сомневается в том, что этот его мальчишка – коряк.

Круг замкнулся – о реке Камчатке уже знали, но о земле Камчатке еще не ведали.

Членом экипажа одного из этих двух кочей усть-кутской (ленской) постройки был сын сосланного в Якутск томского казачьего десятника Андрея Яковлевича Щербака.

В 1690 году Филипп Андреевич с группой товарищей был обвинен якутским воеводой в заговоре, целью которого был побег на Камчатку. Он умер в тюрьме, не выдержав жестоких допросов. 

Но в Якутске еще не догадывались, что Камчатка – это огромный полуостров, целая страна .

Первыми ступили на камчатскую (уже полуостровную) землю уроженцы, как и Семен Дежнев, Великого Устюга Лука Семенов Старицын Мороска и Иван Васильевич Голыгин , отправленные в камчатский поход приказчиком Анадырского острога Михаилом Зиновьевичем Многогрешным Черкашенином – запорожским казаком, племянником ссыльного гетмана Правобережной Украины Демьяна Игнатьевича Многогрешного .

Толмачем в этом походе был Иван Енисейский – «инородец», впоследствии произведенный в сибирские дворяне за камчатские походы.

Мороска (или Морозко) с Голыгиным и Енисейским в 1696 году «одного дня» не дошли до реки Камчатого, но их информация о Камчатке и ее жителях была самой первой в истории географии.

Но, конечно же, и бесспорно, самой известной стала информация якутского казачьего пятидесятника, выходца из Усолья (вероятно, Вычегодского) Владимира Владимировича Атласова , который западным берегом прошел Камчатку до реки Нынгачу (Голыгиной) на юге полуострова, побывал в бассейне реки Камчатка и в ее верховьях по его приказу было заложено Верхнекамчатское зимовье, в котором остались служить на Камчатке первые ее русские жители – казаки во главе с уроженцем Тобольска Потапом Серюковым .

(Источник изображения  http://www.discover-history.com/chapter_306.htm )

Благодаря исследованиям историка Бориса Петровича Полевого установлены некоторые имена участников этого похода (всего было 60 казаков и 60 юкагиров). Живыми из этого похода вернулось 15 казаков и трое юкагиров.

Как мы предполагаем, этот состав был следующим.

Список далеко не полный, но есть надежда, что со временем он пополнится и уточнится.

(Источник изображения  http://www.discover-history.com/chapter_306.htm )

В 1701 году на Камчатку в составе отряда первого камчатского приказчика Тимофея Родионовича Кобелева (уроженца то ли Анадыря, то ли Якутска) прибыли первые камчатские поселенцы, перестроившие Верхнекамчатское зимовье в Верхнекамчатский острог.

Это были, в том числе, и соратники Атласова: Василий Бронник, Иван Куклин, Иван Мокринский, Семен Ломаев .

Вместе с ними на Камчатку переселяется из Якутска семья одного из сыновей ссыльного белоруса (литвина) из Речи Посполитой Федора Козыревского – Петра Федоровича с детьми Иваном, Петром, Михаилом. Все четверо были уже уроженцами Якутска.

В этом отряде был и тобольский казак на якутской службе Родион Преснецов , который с 22-мя своими товарищами первыми из русских вышли к берегам Авачинской бухты.

В это же самое время Владимир Владимирович Атласов, произведенный в высший казачий чин – якутского казачьего головы – возвращается из Москвы и набирает в Тобольске из лучших «семьянистых» казачьих родов 50 казачьих детей для службы на Камчатке. В 1703 году в отряде Михаила Зиновьвича Многогрешного Черкашенина они прибудут в Верхнекаматский острог, построят в этом же году Большерецкий острог, а в 1704 году – Нижнекамчатский.

Многие из этих имен нам известны. Часть из них и сегодня представлена на Камчатке многочисленными родами русских старожилов или оставили свои фамилии при крещении камчадалам и корякам.

Балины, Бекеревы, Выходцевы, Дурынины, Дюковы, Зыряновы, Иконниковы, Кабановы, Климовы, Кобычевы Конищевы, Лепихины, Обуховские, Ощепковы, Лосевы Машихины, Мутовины, Назаровы, Неворотовы, Панютины, Поливановы, Терентьевы, Харитоновы, Холкины, Шагины, Ярковы…

А затем последовали новые и новые казачьи отряды, набранные в Енисейске, Томске, Илимске…

В 1711 году Данила Яковлевич Анцыферов Томский возглавил казачий бунт – казаки убили трех камчатских приказчиков, в том числе и отстраненного от власти Владимира Владимировича Атласова. Чтобы заслужить прощение перед царем «воровские» (то есть разбойные) казаки восстановили уничтоженный камчадалами Большерецкий острог, а затем в 1711 году открыли и присоединили к России Курильские острова. Данила Томский в 1712 году отправился и походом на самых непокорных камчадалов, проживавших на побережье Авачинской бухты, но этот поход для него и других томичей, которые были ядром этого отряда, закончился трагедией – они попали в коварную ловушку и были заживо сожжены камчадалами, запертые снаружи вместе с заложниками (аманатами).

В 1713 году объединенный отряд из 150 камчадалов долины реки Камчатка и 120 казаков под общим руководством уроженца Тобольска камчатского казака Никиты Дурынина привели к присяге на верность русскому царю и эту последнюю непокоренную часть полуострова Камчатка: «Крашенинников указывал, что именно с этого времени «авачинские камчадалы начали ясак платить погодно, а прежде служивые довольны бывали тем, что камчадалы им давали, и то не повсягодно, ибо они по большей части бывали в измене».

Впоследствии гарнизоны камчатских острогов пополнялись сначала якутскими, а затем – нерчинскими, селенгинскими, иркутскими казаками, которые были призваны участвовать в военном регулировании чукотско-корякских межнациональных отношений на севере полуострова, размещаясь в военных гарнизонах Тигильской и Гижигинской крепостей и Анадырском остроге.

А с 1716 года архангелогордские мореходы, присланные в Охотск по царскому указу, связали морской дорогой Охотск с Камчаткой. Это были Никифор Моисеевич Тряска (Треска – первый проложивший морской путь на Камчатку), Кондратий Федорович Мошков (кормщик в экспедиции Евреинова – Лужина на Курильские острова, затем морской руководитель экспедиции, открывшей в августе 1732 года Большую Землю – Аляску), Иван Бутин (один из участников походов в Русскую Америку), Яков Невейцын.        

В 1743 году повели свои «шитики» (суда, «шитые» лозой) в будущую Русскую Америку отчаянные люди из Тобольска (Емельян Софронович Басов (деревня Яркова) и Михаил Васильевич Неводчиков), Яренска (Степан Гаврилович Глотов), Селенгинска (Андреян Толстых), Иркутска (Гавриил Пушкарев, Дмитрий Иванович Бочаров), Якутска (Герасим Григорьевич Измайлов). В числе первых русских на Алеутских островах и Аляске были предки камчатских Удачиных, Корелиных (Карелиных), Брагиных, Наседкиных, Кузнецовых, Портнягиных, Пермяковых, Васютинских, Лазаревых, Шевыриных, Чуркиных, Голых…

Каждая камчатская фамилия имеет свою давнюю историю. Она может принадлежать потомкам камчатских казаков. А может принадлежать и принявшим православие камчадалам, корякам, алеутам. Это может быть фамилия переселенных на Камчатку из Приленья русских крестьян. А может быть фамилия священнослужителей, которые прибыли на полуостров в 1745 году как студенты Славяно-Греко-Латинской академии -- школьные учителя в составе партии миссионеров архимандрита Камчатского Иоасафа Хотунцевского. Это могут быть фамилии иностранцев, ставших гражданами Российской империи. Фамилии купцов, прибывших на Камчатку из разных уголков России и Сибири. И фамилии вовсе случайных (в том числе и ссыльных) людей, волею судьбы занесенных на самую дальнюю окраину Российской империи.

Главное в другом – за двести лет (с 1697 по 1897 гг.) – жители полуостровной Камчатки, отрезанной морем от Большой Земли (материка, как говорят на полуострове), стали одной большой семьей – камчадалы обрусели, а русские старожилы, наоборот, стали восприниматься приезжими сюда чиновниками и учеными как «камчадалы русской крови».

Мы создали уникальную «Камчатскую родословную книгу», в которой собраны все фамилии камчадалов -- коренной и старожильческой Камчатки, и в которой, в соответствии с фактом бракосочетания (в том случае, когда этот факт был установлен), переплетаются (и неоднократно, не в одном поколении) эти наши камчатские фамилии – тобольские, томские, енисейские, иркутские, якутские, нерчинские, селенгинские, московские, рыльские, вологодские, пермяцкие, архангелогородские, американские, английские, немецкие, шведские, финские… 

Камчатка – регион уникальный по своему историческому наследию.

В глубокой древности отсюда лежал путь для заселения азиатскими народами Северной Америки. Обнаруженной на берегу Ушковского озера самой древней на Северо-Востоке России первобытной стоянки людей по мнению археологов от 10 до 15 тысяч лет.

Это время, когда образовалась цивилизация рыбоедов. По тем же данным (в которых лично я сомневаюсь) 8 тысяч лет назад (я полагаю гораздо раньше) на Камчатке была одомашнена собака, которая начала выполнять самую важную функцию, необходимую для сохранения этой цивилизации рыбоедов. Это транспортная функция, позволяющая рыбоедам перемещаться в зимний период времени на большие расстояния в поисках жен для продолжения рода. И если бы не было в жизни рыбоедов нартовых собак, то эта цивилизация быстро бы исчезла с лица земли, выродившись в результате родового кровосмешения. Поэтому и я сомневаюсь в дате, когда собаки были одомашнены. Хотя, может быть, 10-15 тысяч лет назад Северо-Восток России был достаточно густо населен?

В XVIII столетии с берегов Камчатки началось освоение уже морских просторов и проложен путь в Русскую Америку.

Я всегда удивляюсь, когда читаю статьи и книги о великом мореплавателе Витусе Беринге.

И предлагаю почитать другие книги – ту же «Илимскую пашню» Вадима Шерстобоева, в которой рассказывается о том, какой ценой для Сибири-матушки и для самой Камчатки обошлись эти две Камчатские экспедиции (Шерстобоев В.Н., «Илимская пашня», т..2, глава X «Снабжение Камчатской и других экспедиций» . И сопоставить это с их реальными результатами. Я уже не говорю о том, что этот великий мореплаватель заблудился в Тихом океане, погубив значительную часть экипажа, погибшую от цинги, а вторую его часть обрек на выживание на необитаемом острове, откуда эти люди просто чудом выбрались.

Я говорю об этом, потому что мне есть с чем сравнивать.

С теми морскими походами тобольских, енисейских и якутских казаков по Северному Ледовитому и Великому Тихому океанам на обычных поморских кочах и лодьях, на которых они с устья Лены ходили на восток и на запад вплоть до Камчатки. Витус Беринг в Первую Камчатскую экспедицию не рискнул на «ветхом» судне (это была «Фортуна») идти морем даже через Курильские переливы в Нижнекамчатский острог.

Впоследствии он писал: «Весьма желали идти в Нижнекамчатск кругом Камчатского носа; но для осеннего времени и за жестокими ветрами на таком ветхом карбусе идти не посмел» (А.С. Сгибнев «Исторический очерк главнейших событий в Камчатке. 1650-1855», «Вопросы истории Камчатки», выпуск 1, П-К, 2005 год, Интернет-версия http://fishkamchatka.ru/library/books/2789/12459_a_s_sgibnev_istoricheskiy_ocherk_glavneyshikh_sobytiy_v_kamchatke_s_1650_po_1856_gg/ ).

Уточним – шитик «Фортуна» был построен в 1724 году, то есть всего за три года до этих событий. Разбито в шторм в 1737 году (на нем, кстати, в это время находился будущий автор «Описания земли Камчатка» С.П. Крашенинников), с честью прослужив тринадцать лет.

  Что же тогда сделал Беринг?? Заставил весь груз экспедиции (3000 пудов) перевозить на собаках и батах (камчадальских лодках). А это 833 версты. Сотни собак в долинах рек Большой и Камчатки, без которых немыслима была хозяйственная деятельность камчадалов (и коренных и «русской крови») передохли, надорвавшись на перевозке этих грузов. Позже, уже в период подготовки Второй Камчатской экспедиции, подобное же было повторено при перевозке грузов из Большерецкого острога в Авачинский (будущий Петропавловский порт).

Историк А.С. Сгибнев, сам морской офицер, так оценил этот поступок Витуса Беринга: «Беринг впоследствии постиг всю бездну зла, причиненного им камчадалам…» (там же). 

Но ниже, в этом же своем труде, пишет совершенно противоположное о периоде, связанном уже со Второй Камчатской экспедицией: «Большая же часть экспедиционных запасов была доставлена из Охотска на дубель-шлюпке и гальоте в Большерецк, так как суда эти за сильным ветром не могли попасть в Петропавловскую гавань. Обстоятельство это было причиною, что и на это раз все экспедиционные припасы везлись из Большерецка в Петропавловскую гавань сухим путем на собаках, что было сопряжено с большими трудами и убытками для камчадалов» (там же).

Это о затратах…

А теперь несколько слов о профессионализме.

И я хочу сравнить его тем, что сегодня в России безнадежно забыто – с подвигом наших российских мореходов, которые без специального морского и навигационного образования, не владея большими теоретическими знаниями ни в морском деле, ни в судостроении, не имея государственной поддержки, продовольственных запасов, сотен работных людей, не разоряя ни крестьян, ни «инородцев», без царского указа, своею волею и своим желанием ладили (не поворачивается язык сказать строили) шитики, набирали ватаги отважных людей и шли осваивать пушные запасы Америки.

Да, их, как и первопроходцев Сибири, влекло прибыльное дело. Но прибыльные дела влекут всех или большинство людей. Но вот оторвать задницу от печи, преодолеть многотысячеверстный путь и на, действительно, хлипком и ненадежном (шитом «вичами» и лозой!) шитике преодолеть Великий Тихий (который тихим-то никогда и не бывает!) океан, может только человек необыкновенного мужества и крепкой воли.

И они, наши камчатские мореходы, преодолевая шторма, продвигались от острова к острову, гибли при кораблекрушениях, выжившие строили из обломков своих судов новые суденышки и возвращались на Камчатку, чтобы снова уйти в очередной «вояж» (как говорили в старину о дальних плаваниях).

Но кто им поставил на родине памятники? Кто помнит их имена.

А ведь этот путь россиянам в Русскую Америку открыл вовсе даже не Витус Беринг, похороненный на песчаном пляже необитаемого прежде острова.

Этот путь открыл им уроженец деревни Ярковой Тобольской губернии Емельян Софронович Басов, подбивший казака Колокольникова построить для него в долг под пушнину, которую он ЕЩЕ ТОЛЬКО добудет, шитик, освященный в Петров день и названный в честь этого именем апостола Петра.

Он же лично собрал команду.

И сегодня мы знаем имена тех первых русских аргонавтов, которые отправились на поиски «золотого руна».

«Собственных средств Е. Басова оказалось, конечно, недостаточно, и он вступил в компанию с московским купцом Андреем Серебренниковым, со служилым человеком Евтихием Санниковым, посадскими людьми Паншиным и Данилой Сосниным и с крестьянами Поповым и Холщевниковым. К лету 1743 г. был выстроен маленький шитик «Петр», и в августе того же года он ушел в море. В составе команды «Петра» находились два участника Второй Камчатской экспедиции – Петр Верхотуров и Лука Наседкин» (Макарова Р.В. «Русские на Тихом океане во второй половине XVIII в
Москва: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1968).

«…отданы были бывшими до того камчатскими командирами Петром Борисовым, Михайлом Поповым знающей по компасу служилой Евтифей Санников, да плотничной работе служилой де Алексей Воробьев, да большерецкие казачьи дети: Петр Верхотуров, Лука Насеткин. И означенные де служилые и казачьи дети в том морском вояже малое искусство познавали, которыя де от него взяты обратно бывшим управителем охоцким капралом Кирилом Уваровским, а ему де надлежало тогда ко отправлению паки в морской вояж оных в команде иметь да сверх оных потребны брат ево казак Василей Басов для определения к присмотру порядочных вещей да казак же Гаврила Чюдинов для купарной работы…» (В. Н. Берх «Хронологическая история открытия Алеутских островов, или подвиги российского купечества», М., 1823 г. Интернет-версия http://www.npacific.ru/np/library/publikacii/historykam/istkam2-2.htm ).

«…Во время де зимования на том острову (Беринга – С.В.) посылал он команды своей людей служилых Гаврила Чюдинова, Дмитрея Наквасина, нарымского посацкого Данила Соснина, посацкого же Венедикта Обухова, казачья сына Петра Верхотурова, Невъянских заводов жителя Михаила Никитина для достоверного свидетельства земли» (1746 г., из справки Большерецкой канцелярии о плавания сержанта Басова на шитике «Петр» на Командорские острова в 1743 – 1746 гг., (АВПР, фонд РАК, д. 8).

И он привез с острова, на котором был похоронен капитан-командор Беринг «1 200 [шкур] бобров и 4 000 котиков. По тогдашним ценам добыча была реализована на 64 тысячи рублей» (В.Н. Берх, там же).

Именно это – УДАЧА! – и стало прорывом для всех последующих экспедиций, завершившихся созданием монополии – Российско-Американской компании -- и последующей продажей Аляски и Алеутских островов в 1867 году.

Как только из государственного процесса исключалась инициатива простых россиян – любое дело гибло на краю. Так было уничтожено морское судоходства в Северном Ледовитом океане. Так – геополитическим крахом – завершилась монополия Российско-Американской компании и история Русской Америки. И собственно судьба самой Камчатки в начале ХХ столетия висела на тончайшем волоске в преддверии японской рыболовной экспансии. И мало кто знает о том, что только благодаря тех самых камчадалов – и коренных, и «русской крови» -- Камчатка в 1904-1905 гг. осталась в составе России, отразив нападение – высадку десанта из 150 отставных унтер-офицеров императорского флота Японии, командир которого заявил, что «эта территория уже принадлежит Японии», а затем и многочисленных «хищнических» японских шхун, браконьерствующих в устьях лососевых камчатских рек, пользуясь военной ситуацией.

Именно благодаря народному ополчению Камчатка осталась за Россией.

Но советские историки выкинули этот камчатский эпизод Русско-японской войны из отечественной истории, посчитав, что он не вписывается в идеологическую догму о том, что проклятый царский режим позорно проиграл эту войну целиком и полностью.

А более тридцати человек – казаков, камчадалов, алеутов, коряков, мещан, крестьян и других жителей Камчатки – были по указу царя Николая II представлены к Георгиевским крестам. Некоторые из них – сразу к 3-й степени.

Эти имена мы выявили – и сегодня известен поименно каждый участник народного ополчения.

Как выявлены имена и многих рядовых участников Петропавловской обороны 1854 года, о которых прежде в исторической литературе не было никаких упоминаний.

Зачем это нужно? Почему мы сегодня, спустя 325 лет со времени, когда Камчатка стала частью Российского государства, вспоминаем эти – казалось бы, совершенно уже забытые – имена?

Тем, кого мы вспоминаем, это уже не нужно.

Это нужно нам, нынешним поколениям людей, живущих на этой земле.

Память о прошлом, историческое наследие – это важнейшая часть духовности. Благодарны ли мы своим предкам за все, что они для нас сделали, – значит и нам будут благодарны наши дети и внуки за все то, что мы делаем сегодня для них. Благодарность, как осознание добра, душевного тепла, жизненной энергии, передается, как эстафета, из поколения в поколение.

К сожалению, сегодня мы видим, что эта эстафетная палочка выпала у многих из рук: разорвана связь поколений, забыта история родов, мало кого интересует история своей Малой Родины и всячески затушевывается величественная тысячелетняя истории Родины Великой.

Это беда. Наша общая беда.

И потому в дни празднования 325-летия вхождения Камчатки в состав Российского государства мы должны вспомнить тех, кто подарил нам нашу Малую Родину, кто пришел на Камчатку из разных городов и сел России, чтобы создать для нас все то, за что мы им должны быть благодарны